Тоска и поиски любимого

Прошел месяц. Маруся тосковала в первые дни, как в тот страшный для нее период жизни, когда она влюбилась в двоюродного брата подруги Гречиной, студента, являвшегося каждое воскресенье на прием.

Она влюбилась в него стремительно, как только увидала его высокую, несколько сутуловатую фигуру и его смущенное от застенчивости лицо. Не разобрала, что он и кто он, а сразу влюбилась. И когда, через неделю, узнала, что он уехал с каким-то эпидемическим отрядом на Волгу, Маруся в тоске перестала есть и спать и исхудала сразу в несколько дней. А потом сразу оправилась. Но следы тоски остались живыми и до последнего дня. Студента она больше не видела и не знает, что с ним. Но тоска оставила какие-то следы. Точно кто-то прикоснулся к сердцу и грубой рукой проложил в нем грубые черты. Так тосковала она и в эти дни.

Как и тогда, она ничего не ждала. Ни на что не надеялась. Только смущали сны, которые создавали такую близость. С тем, с любимым. Эти сомнения были самым тяжким бременем любви, а не тоска по несвершившемуся со студентом. Но разве этот, дававший нежные и страстные телеграммы, — любимый? Маруся припоминает его лицо. Из смутных впечатлений прошлого встает вдруг яркий облик его. Он подписывал всегда телеграммы «Ника». А внизу четко стояло: «Верхотуров. Сергиевская, 80». Милый Ника! К тебе несутся мечты! Вот твое лицо наклонилось ко мне, когда ты подаешь телеграмму. Загадочное лицо. Так печально глядят твои глаза. И так красиво оттеняют эту печаль, неровную и скромную алость щек.

И так просто твои прекрасные руки с длинными пальцами протягивали телеграмму. Милые руки. Они умеют ласкать. Как горячо сжимают они ту, которую любят. Отчего они не сжимают ее, Марусю?! И Марусе становится холодно и жарко. И чем больше она думает о нем, тем жарче ее мечты. Тем ближе она чувствует его и тем страстнее ей хочется увидеть его. И вот в тот вечер, когда лил дождь в Петербурге, когда было скверно на улицах, грязных и нагло грязью своей блестевших, когда человеческое одиночество на улицах чувствовало себя особенно тревожно, — в этот вечер пошла Маруся на Сергиевскую, к дому № 80.

Ничего не думала Маруся. Шла машинально, как она выдавала деньги и выдавала телеграммы. Но что-то внутри говорило о надежде. Она шла бодрой походкой и ничего не думала. Но чувствовала, что ничего не думает, и удивлялась. И не могла объяснить, почему вдруг такие провалы в ее мыслях образовались только теперь?